Сухой она может казаться только сверху
— В другой жизни я бы добивался тебя из последних сил, и всё равно бы проиграл, встав в один ряд с теми, кто во многом достойнее, успешнее меня. Если бы я делал так, ты бы смотрела на меня по-другому, примеряла другие лекала…
Терпеливо выслушивая его признание, она нервно теребила в руках письмо, что давным-давно зареклась вручить тому единственному, кого посчитала бы достойным. Когда он закончил говорить, над ними нависло горделивое, грузное молчание, и в этом молчании затаилось что-то притворное, ненастоящее. Кажется, в этот момент даже секундная стрелка замерла в ленивом оцепенении, не решаясь отправить в прошлое ещё одно мгновение времени. Она чувствовала себя вновь обманутой; сколько ещё непонимания ей нужно испить, чтобы заслужить, наконец, божественное милосердие. Всё решено. Не в силах больше мириться с собой, не в силах больше раз за разом хоронить руины разрушенных надежд, она демонстративно медленно с тщательностью признанного педанта начала рвать его на маленькие кусочки:
— Знаешь, говорят нужно радоваться жизни моментам, из которых она состоит. А мы сопротивляемся… И жизнь будто вечная борьба с обществом — нравами, правилами; а может не нужно бороться, может нужно просто быть счастливыми и уметь ими быть…
— Иногда я думаю, что ты прав в своих суждениях, а иногда нет… Иногда мне кажется, что ты сам всего этого хочешь или не хочешь, а иногда кажется, что ты противишься и борешься со своими чувствами…
— Иногда мне кажутся твои слова истинными, от души! А иногда, кажется, что ты пытаешься в чем-то себя убедить, потому что думаешь, что так вернее и правильнее, или можешь даже побороть себя…